Мы смотрим на стол, где передо мною разложено содержимое моих папок для рисунков - всё, всё, кроме главного - я чувствую внутри себя разбухающий шар гнева, направленный против чашки Петри, против меня: «Где… где… ты… их… оставил?..». Я перестал слышать то, что говорит следователь - теперь, когда мы попались, освобожусь ли я теперь? - он покинет ( Read more... )

Я брожу вокруг них, точно маниак, жду знака приблизиться изо дня в день. Мне есть что рассказать, но уста мои запечатаны мною же и давно. Я не знаю, как приняться за дело. И в один из тех часов, когда мне якобы нечем занять себя, я подсел за их стол и он оторвался от своей работы. Он отставил перебирать обрезки листков бумаги и папируса с записями ( Read more... )

А наутро, когда он курил в секретном месте на носу, - Иерониму следовало бы не знать о нём, но он знает, - Иероним, к которому он поднял лицо, выдыхая дым колечками, невольно ему улыбнулся в ответ на его ласковую и стеснённую улыбку, - это мог быть лев, думает Иероним, Иероним почти уверен, что простил бы ему своего льва, - а тот прижался щекой к ( Read more... )

Я не должен говорить об этом. Только нужда объясниться побуждает меня не молчать, как то следовало бы. Главным образом, я боялся полной потери самого себя - прижатая к лицу подушка заглушает голос, заглушает всё - вот чего я боялся, и теперь боюсь. Этого более, чем иного - когда это покинет меня, ущербного сожителя, в тот самый час, когда из-за ( Read more... )

Я не должен говорить об этом, только нужда объясниться побуждает меня не молчать, как бы то следовало. Главным образом, я боялся полной потери самого себя - как заглушает голос прижатая к лицу подушка, заглушает всё. Этого не произошло, вышло иначе. Негромкий  голос говорил со мною, и подчас разница между тем и другим состоянием была невелика - ( Read more... )

Мальчишка закрывает глаза, легши щекою на скрещенные руки, и старик только отодвигает в сторону принадлежности для письма, а когда тот устраивается на лавке, поджав ноги, подымается и укрывает его плащом. Он спит, и кто-то словно вынул из его рук какой-то объёмный предмет, а он так и не проснувшись, оставил раскрытые одна к другой ладони не ведая, ( Read more... )

В один из тех часов, когда мне нечем занять себя, я подсел за их стол и он оторвался от своей работы. Он отставил перебирать обрезки листков бумаги и папируса с записями - не сделав, впрочем, и попытки спрятать их, - я видел, что они исписаны скорописью на языке, которого я не мог идентифицировать, вероятно шифром. Сняв очки, он взглянул на меня и ( Read more... )

Однажды я понимаю, что ему знакомо имя, обозначенное на моем бейдже, знаю так же и то, что он не верит в то, что я - он, но мы уже разговариваем. Беседы с ним оказались не менее содержательными, чем с аборигенным населением этой местности, а ведь те не были вполне людьми, они требовали всего моего внимания. Мы говорим стене льда на севере - ( Read more... )

Он написал ему, потом, на корабле, - всё на что он способен, - лучшее на что он способен  - взять перо и составить послание: кроме иеронимовой рукописи и заметок, они собрали в дорогу и забрали с собою из дому принадлежности для письма и запас бумаги. Так было необходимо, - Иероним не хотел признавать то, что он, - беглец, и принимать все тяготы и ( Read more... )

Иероним позже, потом, показал ему отпечаток. Тот разводит руками, а Иероним принимается за новую коробку, оставляя и отставляя необъяснимое, - его подстёгивает грядущее. Кто-то приспосабливает отпечаток над верстаком в кают-компании. Петепра подолгу его разглядывает - стараясь, чтобы и попутчику было видно, взбирается на скамью. Вне фокуса гусь, ( Read more... )